Наконец закончилась моя последняя рабочая пятница. Завтра в отпуск!

Вечером иду на стоянку, чтобы еще раз проверить свою боевую «копейку» перед поездкой в Можайск. Как-никак еду с женой и малолетним сыном на целый месяц рыбачить, купаться, загорать и просто бездельничать. 

Ранним утром подгоняю машину к подъезду, и все дружно грузим её своими пожитками. Наконец наступает торжественный момент, ключ на старт – и мы трогаемся в путь. 

Дорога давно знакома, погода просто шепчет и настроение самое, что ни на есть праздничное. Въезжаем в Можайск, и тут жена спрашивает: 

«Ты взял что-нибудь, чем обмыть начало долгожданного отпуска?» 

Вопрос бьет обухом по голове. Ну всё вроде взяли: лески, снасточки, спиннинги и прочие снасти, целую кучу тряпья для сына-малолетки и любимой жены, всякие разные продукты и фрукты. Взяли всё, кроме выпивки! В суматошных сборах ни у кого даже не мелькнула мысль о такой мелочи. В общем, банально едем всухую. 

Свернув на центральном светофоре направо и проехав еще немного, останавливаюсь у небольшого провинциального магазинчика. На противоположной стороне обочины стоит огромный колесный трактор с работающим движком, но без тракториста. Мы втроем вышли из машины и направились в магазин исправлять недоразумение. При входе в магазин натыкаемся на мужика, который с трудом двигая пьяными бульонками и шатаясь, пытается попасть телом в дверной проем магазина, держа под мышкой бутылку водки. Я помог ему поймать цель, и мы стали выбирать более-менее приличный напиток из скудного ассортимента. Купив бутылку какого-то полусладкого десертного вина и шоколадку сыну, выходим из магазинчика.

На наших глазах стоящий огромный трактор резко срывается с места, тут же поворачивает в разворот и, не вписавшись в малый радиус узкой улицы, бьет мою копейку обеими передними колесами в обе левые двери. Машина становится на правые колеса, как в авто-шоу, трактор глохнет, откатывается назад… Картина замирает.

У меня полный столбняк. Жена в параличе. Сын, не вдаваясь в ситуацию, спокойно грызет шоколадку. 

Не отдавая себе отчета, подбегаю к трактору и открываю дверь кабины. За рулем тот самый пьянчуга, которого я вправлял в дверной проем магазина. Вспрыгиваю на подножку трактора, хватаю его за грудки расстегнутой рубахи и со всей дури дергаю на себя. Раздается треск рвущейся ткани, и я с двумя половинками рубахи грохаюсь спиной на землю. Пьяная мумия со стеклянными глазами неподвижно сидела на троне, крепко вцепившись в баранку. Не чувствуя боли в разбитых при падении локтях, снова вскакиваю на подножку, хватаю обеими руками тракториста за грязные патлы на голове, и на рывке мы оба снова грохаемся на землю.

Вокруг собрался местный народ, в основном бабы. Одни жалели меня и мою машину, другие жалели пьянчужку, которого многие знали. Все понимали, что для него такой подвиг добром не кончится, и вслух высказывались различные варианты возможных наказаний, вплоть до десяти лет каторги с конфискацией колхозного трактора. На мое счастье мимо проезжал на собственной машине какой-то милицейский чин в ранге подполковника. Он бегло осмотрел обстановку, молча выслушал мой сбивчивый рассказ и буркнул перед отъездом, что за нами приедет наряд. 

Через полчаса приехал воронок с двумя сотрудниками. Один из них отвел тракториста в сторону и несколько минут разговаривал с ним в полголоса. Затем они вместе стали осматривать место происшествия, вслух комментируя свои наблюдения. Из комментариев выходила интересная картина. Оказывается, я должен был поставить машину на полметра ближе к краю дороги, и тогда бы ничего не случилось. Трактор смог бы развернуться, и все было бы хорошо. Я потребовал составления протокола. Нехотя чины начали сочинять официальный документ. 

Из протокола, который мне дали на подпись, следовало, что во всем виноват я, неправильно припарковавший машину у обочины. Моему гневу и возмущению не было предела. Я достал ручку и вписал в протокол, что водитель трактора находился в сильной степени опьянения. Моя жена быстрее пришла в себя и вовремя сообразила, что в протоколе очень не помешают подписи свидетелей. Несколько женщин, выслушав текст описания происшествия вместе с моим добавлением, смело подписали протокол. Два чина явно скисли, но сделать ничего не могли. 

Жена с сыном осталась у разбитой машины, а я с трактористом на воронке поехал в местное отделение ГАИ. Через полчаса нас ввели в кабинет начальника отделения. За столом сидел тот самый подполковник, который проезжал мимо места аварии. Он молча и долго смотрел на нас обоих и уже это настораживало. Наконец он нажал кнопку под столом и попросил вошедшего оперативника вывести пока тракториста из кабинета. Снова наступила молчаливая тишина. Я чувствовал, что подполковник явно чем-то сильно озабочен. Наконец начальник стал говорить короткими, но очень прямыми откровенными фразами. 

«Ну лишим мы его прав. Ну посадим на пятнадцать суток. Ну будет он тебе выплачивать ремонт в течение нескольких лет. А ты знаешь, что у него четверо малолетних детей и баба инвалид труда? Ей корова копытом проломила грудь. Как он будет зарабатывать, если кроме как крутить баранку – ничего больше делать не умеет? Сейчас разгар покоса и кто будет работать, если мы лишим его прав и посадим на полмесяца? Водителей в совхозе и так не хватает, а мы его на нары. И что мне прикажешь с ним делать?»

Я молча переваривал его проблемы, но не мог понять, какое это имеет отношение ко мне, к моей разбитой машине в самом начале отпуска, уже полностью испорченному. И тут начальник делает мне предложение. 

«Так как у тебя машина застрахована, то ремонт будет за счет страховой компании. Мы переписываем протокол о повреждении твоей машины неустановленным транспортом и выдаем соответствующую справку для страховки. Ты от этого ничего не теряешь, а я запираю тракториста в КПЗ до утра, пока не проспится. Ему завтра снова в поле». 

Я отрешенно кивнул головой и уже через полчаса меня отвезли к месту аварии вместе с оформленной справкой.

За время моего отсутствия трактор куда-то делся, народ давно разошелся, и лишь расстроенная жена с сыном одиноко сидели на обочине. К счастью, стекла в дверях оказались целы, хотя сами двери были сильно вмяты и плохо открывались. 

Впереди воскресенье, а в понедельник я обязательно должен был письменно заявить в страховую компанию о страховом случае. Возвращаться немедленно в Москву в моем состоянии было бессмысленно, и мы решили доехать до деревни Мышкино, где снимали на лето целый дом. Возвращение в Москву отложили на воскресенье.

Рядом с арендуемым нами домом стоял дом моих давних друзей, у которых я часто останавливался и летом, и зимой. Пожилая хозяйка относилась ко мне как к сыну, а её сыновья как к брату. В этот день к хозяйке на выходные приехал её старший сын Алексей, который работал водителем в отделении милиции Москвы. Он водил машину и знал матчасть как Бог, за что его очень ценили на работе. Увидев разбитую копейку и мой несчастный вид, он тут же предложил вмазать по стакану и забить на это дело до утра. Мне было, честно, не до стакана. Тогда он предложил порыбачить, чтобы хоть немного отвлечься от случившегося. Это мне понравилось больше, чем стакан, и я согласился. Быстро собрав спиннинг и снасточки, мы столкнули мою лодку на воду и поплыли на середину озера, где на каменистой косе всегда ловились судак и щука. 

Второпях я забыл взять якорь и лодка медленно бражировала по озеру в легких шевелениях вечернего ветерка. Я стоял со спиннингом на носу, а Алексей сидел на корме и, причитая, успокаивал меня, как мог. Постепенно лодку относило всё дальше и дальше, развернув носом к косе. Мне приходилось делать все более дальние забросы, и замах становился всё мощнее. На очередном сильнейшем замахе я вдруг не увидел летящую вперед снасточку, а на инерционной катушке образовалась огромная борода. Я в недоумении смотрел на это бородатое чудо и тут услышал за спиной тихий стон. Обернувшись, я увидел Алексея, который тихо стонал, нагнув голову к коленям и закрыв лицо руками. Из-под его правой ладони виднелась леска. 

Все стало понятно! На сильнейшем замахе снасточка угодила ему в лицо. Я прыгнул к нему, но осевшая корма чуть не черпнула воду, и я резко отпрянул назад. Алексей пересел на среднюю лавку, и я дрожащими руками разжал его ладони. Чуть ниже виска висел клочок сбитой до кости кожи, а один рожок тройника, впившись глубоко и насквозь в бровь, задрал её вверх до такой степени, что верхнее веко не закрывалось до конца. Крови почти не было. Глаз был цел.

В моей голове промелькнули возможные последствия. 

А если бы 40 граммовое грузило попало в висок? Передо мной был бы труп. 

А если бы рожок тройника прошел чуть ниже брови? Глаз Алексея висел бы на тройнике. А ведь он водитель. Куда ему без глаза, если другой профессии у него тоже нет, а на шее беременная жена с двумя малолетками? Мои ноги подкосились, и я плюхнулся на мокрое днище лодки. Руки дрожали, в голове была сплошная пустота. 

После первого шока и всё возрастающей боли Алексей стал неистово материться. Я был в параличе и не знал, чем и как ему помочь. Наконец он твердо скомандовал, чтобы я отцепил нахрен грузило от тройника. Я «включился» и быстро отцепил грузило. Алесей сел на весла и лодка полетела к берегу. Молча, и не сговариваясь, мы сели в мою разбитую машину, и я стал выруливать со двора. На шум мотора вышла моя жена и его мать. Обе ничего не понимали, куда мы собрались на ночь глядя прямо с рыбалки. Объяснять было некогда, и подбитая машина скрылась в пыли деревенской дороги.

Хирургическое отделение Можайска встретило нас сонной молоденькой медсестрой. Увидев лицо и глаз Алексея, она побежала звать хирурга, который, по её словам, играл в дурака с истопником и водителем дежурной машины где-то в клизменной. Недовольный хирург пошел готовить операционную, а сестра села заполнять карточку. 

Дальше последовал диалог между медсестрой и Алексеем, который я привожу дословно.

«Ваша фамилия?»

«Рыбаков».

«Я серьезно – фамилия?»

«Да Рыбаков я, Ры-ба-ков».

«Вы что, издеваетесь?»

«Нет».

«Тогда говорите фамилию».

«Так я и говорю – Рыбаков».

Сестра вскочила с места и убежала в операционную. Она не могла поверить, что сидящий перед ней Алексей с тройником в глазу действительно имел фамилию Рыбаков. Бывают же такие нелепые и почти комичные ситуации.

Пришел хирург, и вскоре проблема с регистрацией была решена.

Алексей направился в операционную, и тут я заметил, как дрожат его коленки. Он быстро вернулся ко мне и шепотом сказал: 

«Блин, если мне сейчас сделают укол, я могу отключиться. Мне лучше пулю в лоб, чем укол в жопу, а тем более в глаз. Скажи этому костоправу, что я согласный на всё, но только без укола». 

Его испуганные глаза подтверждали сказанное. Было чудно видеть стокилограммового гиганта атлетического сложения, боящегося укола. Я подошел к хирургу и сказал, что у моего друга аллергия на новокаин. Хирург задумался и спросил пострадавшего: «Без наркоза вытерпишь?» Алексей радостно закивал. Через несколько минут хирург вышел в коридор и спросил, есть ли у меня хорошие кусачки. Я ответил, что в машине есть, но не стерильные. Тащи – скомандовал он. 

Еще через несколько минут Алесей вышел из операционной со скобами на виске и заклеенной пластырем бровью, держа в руке перекушенный рожок тройника.

Еще через час мы сидели в его не топленой бане и, почти не закусывая, глотали гранеными стаканами водку, совершенно не пьянея. 

Наконец-то подошел к концу первый день моего долгожданного отпуска!

Статья публиковалась в журнале "Salapin.ru Magazine" N4

Зарегистрируйтесь или войдите под своим именем, чтобы прокомментировать