Раздался очередной звонок по телефону.

Слушай! Я тут на карте нашел такую речку!!! 

Рыбы – навалом! 

Вода – как слеза! 

Глубины – немеряные! 

Сашку я уже уговорил, а заодно и еще трех подружек. Не забудь ласты и маску, а я раздобуду подводное ружьё. Да – ещё захвати гитару, как-никак ведь с нами будут девушки.

Из дальнейшего разговора следовало, что девушки берут только еду. Все остальное наше, включая палатки, котелки, посуду, спальники, спиртное, и разные рыболовные снаряжения. Встречаемся в пятницу на Курском вокзале в 18:00 под расписанием.

И вот долгожданная пятница. Трое восемнадцатилетних аборигенов с огромными рюкзаками, из которых торчали ласты и подводное ружьё, с гитарой наперевес, а также с охапками удочек и спиннингов стояли под электронным табло, мечтательно провожая взглядом почти каждую девушку. 

Настроение было особенно приподнятым, так как подводную и надводную рыбалку нам впервые разбавлял женский пол. Анатолий уже второй раз вытряхивал опарышей из своих резиновых сапог, в которые он попадал через дырку в кармане походных штанов. Опарыш никак не хотел сидеть в баночке из-под вазелина, а баночка в свою очередь никак не хотела плотно закрываться. Я побренькивал на гитаре, вспоминая походный репертуар Визбора и Окуджавы, а Сашка старательно ковырял в носу, даже не замечая косых взглядов проходящих пассажиров. Назначенное время уже давно прошло, а девушек всё не было (мобильников тогда еще не было – ред.). Заподозрив неладное, мы напрягли Анатолия для выяснения причины такого опоздания. Настроение еще оставалось немного приподнятым, но уже не на такую величину, как три часа назад. Анатолий удалился к ближайшему таксофону, а мы с остатками еще тлеющей надежды дожидались его возвращения, пытаясь хоть как-то поддержать снижающийся тонус. 

Когда он вернулся – по его виду все стало понятно, и настроение у всех упало. Время было уже около девяти вечера, и все продуктовые магазины оказались закрыты. Анатолий заверил нас, что уж рыбой мы будем точно обеспечены, а хлеб и соль стрельнем у рыбаков, которые там наверняка будут. 

Наши продовольственные запасы состояли из трех бутылок водки, двух пирожков с капустой, которые я не успел съесть в перерыве лекций в техникуме, а также двухлитровой стеклянной банки, в которую предусмотрительный Сашка уложил сырые яйца. Оказывается яйца, сложенные плотно в банку и заткнутые смятой газетой, чтобы не болтались, никогда не разобьются при транспортировке даже в рюкзаке. Кстати, практика это доказала. 

Расстроенные, мы молча сели в электричку и только Анатолий заливался соловьем, рассказывая нам про прелести этой чудесной реки. Быстро забыв про девушек, мы уже мысленно ловили рыбу на спиннинги и добывали подводным ружьем. 

Река, по утверждению Анатолия, протекала поперек железнодорожного полотна, поэтому промахнуться мимо было просто не возможно. Через час мы вышли на платформе под названием «66 километр», взвалили на плечи рюкзаки и двинулись по ходу электрички прямо по железнодорожной насыпи в сторону следующей остановки Чепелево. В отсутствие девушек я горлопанил под гитару блатные и непристойные песни, Анатолий тащил пучок моих удочек, а Сашка старательно, но невпопад, подвывал мне голосом голодной дворняги. По приблизительным подсчетам ходу нам было не более получаса. Солнце уже село за горизонт, но было еще довольно светло. Наши молодые и крепкие бульонки резво несли нас вместе с тяжелой поклажей, и вскоре мы увидели впереди…..

Впереди, совсем недалеко, мы увидели платформу Чепелево, то есть  следующую остановку электрички. Анатолий осоловело смотрел в наши вопрошающие глаза и удивленно молчал. Прозевать мост через реку, даже под гитару, мог только слепой. Не сговариваясь, мы молча повернули обратно по той же насыпи, но уже без музыки и без песен. Настроение было полностью испорчено. 

Через пятнадцать минут справа от насыпи, внизу, мы заметили местного мужичка, который гнал длинным кнутом отставших от деревенского стада коров. На наш вопрос «А где тут речка?» – мужик подозрительно глянул на нас и, указав пальцем себе под ноги, ответил: «Тут!» Мы переглянулись между собой и снова задали тот же вопрос. Мужик так же уверенно подтвердил местонахождение реки, но добавил, что эта речка пересыхает еще в начале лета, и теперь в ней, заросшей травой, как и завсегда, пасутся деревенские коровы. Во рту у нас все пересохло от длительной ходьбы, и материть Анатолия сил уже не было. 

Три палатки, шесть спальников, а в придачу ласты с маской, подводное ружье и охапки снастей давили на тощие плечи. Виновник всей затеи спустился с насыпи к мужику и стал его о чем-то расспрашивать. Через минуту мужик побрел дальше за своими коровами, а Анатолий скомандовал нам спуститься с насыпи. Спустившись, мы, наконец, увидели мост. Под насыпью проходила бетонная труба, диаметром полтора метра, которая и выполняла функции моста и которая на карте обозначалась мостом. 

Из разведданных Анатолия следовало, что всего в каких-нибудь двух километрах от насыпи речка еще сохранилась, и что рыбы там немеряно, глубины еще приличные, и все не так уж и плохо. Взбодрившись, мы пустились в путь по указанному направлению. 

Начало смеркаться. Ноги стали путаться в лежащих ветках и спотыкаться в колдобинах, оставленных копытами деревенских коров. Сколько мы прошагали – неизвестно, но вот в остатках вечерних сумерек сквозь темные кусты блеснул лучик надежды в виде присутствия воды. Анатолий был единственный из нас в резиновых сапогах, поэтому он смело прошел вперед и, вернувшись, твердо заверил: «Все нормально! Прибыли!». 

Рюкзаки свалились с плеч, и мы буквально рухнули на них. Отлежавшись с полчаса мы, наконец, стали готовиться к ночлегу. Я с Сашкой стал устанавливать одну палатку на троих и стелить в нее спальники, а Анатолий срубил две рогульки для костра и натаскал немного сушняка. Костер разгорелся уже в полной темноте. Фонарика у нас не было, и мы отправили сапогастого Сусанина за водой для кипятка. Чайной заварки у нас так же не было, и Сашка стал ползать на четвереньках вокруг костра в поисках целебных трав, которые могли заменить заварку. Я не ботаник и полностью доверился Сашкиному инстинкту. 

Анатолий вернулся довольно быстро с полным котелком воды и сразу водрузил его над костром. Ужасно хотелось пить, но трезвый разум подсказывал, что не кипяченую воду лучше не пробовать. Голод напоминал о себе еще в электричке, и теперь нам уже хотелось не есть, а просто жрать. Анатолий достал бутылку водки и поставил ее на расстеленную свежую газету «Правда». Я достал свои два пирожка с капустой, а Сашка торжественно извлек банку с сырыми яйцами. Я никогда в жизни не пил сырые яйца и даже при упоминании об этой процедуре меня воротило наружу. Анатолий разлил по полстакана водки каждому, я разломил один пирожок на три части, а Сашка начал чистить для себя сырое яйцо, смачно причмокивая и старательно ковыряя в нем небольшую дырочку. Глядя на него голодными глазами, Анатолий тоже полез в банку за яйцом. Я одновременно боролся с голодом и отвращением к сырым яйцам, но голод оказался сильнее. Сашка показал мне, как правильно проковырять дырочку в сыром яйце, чтобы оно не вылилось. Мне было уже все равно, и я обречено держал в одной руке стакан, а в другой яйцо. Все чокнулись, и я стал глазеть, как Сашка будет закусывать своим сырым продуктом. Надо было отдать должное его профессионализму в этом вопросе. Зажмурившись, я опрокинул свой стакан в рот и тут же проделал то же самое с яйцом. Эффект был потрясающим! С тех пор я не только сильно зауважал сырые яйца, но при возможности всегда старюсь запивать водку только ими. 

Зажевав выпивку одной третью пирожка, я маленько взбодрился, и всё стало казать не таким уж мрачным. Полстакана водки натощак быстро сделали свое дело. Проснулась этакая бесшабашность, я бы даже сказал – удаль. Мудрый Сашка вдруг высказал справедливое мнение, что девушка на рыбалке все равно, что баба на корабле, и что именно из них произрастают всякие вредности и пакости с сюрпризом, особенно, если не предохраняться. 

Вода в котелке уже начинала парить и обещала вскоре вскипеть. Наконец котелок забурлил, и Сашка засунул в него целый пучок каких-то трав вместо заварки. Закрыв его крышкой, мы сняли котелок с перекладины над костром и отставили в сторону, чтобы собранный гербарий получше настоялся и немного остыл. 

Наконец подошла очередь долгожданного чая. Анатолий, как главный по котелку, расставил кружки поближе к костру и, придерживая снизу котелок рукавом куртки, стал разливать чай. Я смотрел, как в отблесках затухающего костра импровизированный чай наливался в кружки, и заметил, что вместе с водой в кружки лилось что-то еще, вроде ягод, как будто через край котелка наливался компот с вишнями. Мы разобрали налитые кружки и приступили к чаепитию с таком, так как ни сахара, ни конфет у нас не было. Травяной бульон сильно горчил, в нос ударил запах полыни и еще какой-то непонятный, но довольно знакомый душок с болотным оттенком. Сашка, как заправский ботаник, стал уверять нас, что в отваре присутствует богатая палитра разнотравья, очень полезная для организма. Сделав глоток этого варева, мне показалось, что я проглотил что-то скользкое, вроде студенистой вишни. Сашка тоже отметил это явление, но тут же нашел ему объяснение, заявив, что это просто разбухшие лепестки травы, и в доказательство даже привел ее какое-то замысловатое ботаническое название. После третьего чайного глотка я постарался поймать между зубов разварившуюся траву, и мне это удалось. Выплюнув на ладонь студенистую массу я поднес её к костру, чтобы еще раз убедиться в Сашкиных словах на счет правильности названия такой необычной травы. На ладони лежал полуразварившийся головастик, с хвостом, но еще без задних лапок. 

Наступила тишина. Мы с Сашкой взглянули на Анатолия, который с невозмутимым видом продолжал хлебать головастый чай. 

«Ты где черпал эту воду?» – вдруг заорал вопросом Сашка. Анатолий, сделав очередной глоток, очень уверенно ответил: «В озере, за кустами.»  Мы сидели, раскрыв рот, а Анатолий вдруг начал убедительно вещать нравоучительным тоном, что мы, дескать, абсолютно полные невежды в области кулинарии. В доказательство он привел очень веский аргумент, что французы всю жизнь ели и даже до сих пор едят лягушек, и что исключительно по этой причине у французов воспиталось два великих полководца в лице Наполеона и Бонапарта. Эти фамилии были нам знакомы, но глотать головастиков даже в знак солидарности к великим начальникам мы отказались. Сашка вспомнил, что его матушка положила ему в рюкзак тонкое полотенце, которым вполне можно было процедить головастый бульон. Натянув его над другим пустым котелком, мы стали цедить целебный отвар из разнотравья. На полотенце образовалась приличная куча из разварившейся травы вперемешку с белёсыми головастиками. Анатолий сидел в стороне и не вмешивался в наш процесс. Наконец навар был свободен от посторонних примесей, и мы допили почти остывший чай.  

Пьяные колени никак не хотели держать еще соображающий организм, и мы молча полезли в палатку. Уткнувшись носом в спальник, я вдруг ощутил вонь коровьего дерьма. Этот запах настойчиво присутствовал в палатке, но как он туда попал – было непонятно. То ли от этого запаха, то ли от французской кухни, то ли от сырых яиц меня стало мутить, и я выполз за палатку. Через минуту ко мне присоединился и Сашка, а Анатолий громко захрапел в палатке в гордом одиночестве. Облегчив желудок, мы снова вползли в матерчатый дом и, наконец, уснули. 

Проснулся я среди ночи от сильных позывов в задней части организма. Терпеть было уже невмоготу, и я резво пополз наружу, одновременно приспуская штаны, чтобы не терять драгоценных секунд. По пути я успел прихватить у погасшего костра кусок свежей «Правды», которую мы купили в привокзальном киоске.  

Таких звуков мое тело не издавало ни до, ни после – в этом я уверен. На лбу выступила холодная испарина, а рези в животе выдавливали из меня жалостливые стоны. Вдруг я услышал очень похожее созвучие, которое исходило с другой стороны палатки. Это Сашка на слух старался повторить мои эксклюзивные «мелодии». В ночной темноте раздавались дуплетные очереди двух расстроенных желудков, шелест «Правды», да мерный храп спящего в палатке Анатолия. 

Тут опытный Сашка вдруг вспомнил, что от таких утробных напастей есть премудрое народное средство. Уголь! Он так здорово крепит, уверял он, что потом вполне может даже понадобится отбойный молоток. Я был согласен даже на простой молоток, а уж на отбойный – тем более, и мы, шатаясь, пошли к погасшему костру. Чиркнув спичкой, я присветил кострище, чтобы Сашка выбрал головешку покрупнее, чтобы уж если закрепляться, то чтоб наверняка. Он взял её за несгоревший конец, как обычно берут куриную ляжку, и начал грызть, словно кукурузный початок, стараясь не откусить несгоревшую сердцевину головешки, а затем передал ее мне.  Я с опаской смотрел на эту трапезу, все еще не решаясь наполнять тревожный живот хоть и свежим, но все же углем. Сашка с сухим хрустом жевал уголь, как будто ел кукурузные хлопья. Наконец он проглотил и принялся напутствовать меня, приговаривая, что уголь очень хорошо убивает не только всех бактерий, но даже и микробов. Я обречено стал объедать другую сторону обгрызенной головешки и, вернув ее Сашке, стал жевать пересохшим ртом хрустящую и противно скрипящую на зубах несъедобную пищу. Сашка решительно откусил добавку и снова передал головешку мне. Я тоже добавил и мы, наконец, вернулись в палатку. После двойного облегчения и углетерапии мы, наконец, уснули богатырским сном, несмотря на сильную вонь в палатке от коровьего дерьма. Во сне меня что-то постоянно щекотало по всему телу, то под коленкой, то под мышкой, а то и прямо в волосах, но проснуться не было никакой мОчи.

Утром нас разбудило громкое разноголосое коровье мычание. Палатка освещалась снаружи первыми косыми лучами восходящего солнца. Мы раздвинули её полог, вышли наружу, огляделись по сторонам и обалдели от увиденного. Палатка стояла посередине широкой тропы, пролегающей между поломанных кустов, по которой прямо на нас шло большое коровье стадо. Завидев нас, коровы стали шарахаться по сторонам, наступая на разбросанные рюкзаки и посуду, втаптывая в навозную землю наши ласты и подводное ружье, ломая не развязанные охапки наших удочек и при этом щедро поливая землю свежайшим дерьмом. Мы старались выхватывать из-под копыт остатки растоптанных вещей, еще больше пугая бедных коров. Вдруг Анатолий остановился как вкопанный и с испугом посмотрел на нас с Сашкой. 

«Это чё это случилось с вашими рожами?» – спросил он настороженно. Мы переглянулись и только теперь увидели друг друга. Наши лица были до ушей вымазаны черной сажей, и мы стали похожи на папуасов. В этот момент разъяренный пастух, с длинным кнутом через плечо, выскочил из–за кустов и уже хотел было от души перетянуть крайнего Сашку своим воспитательным предметом, но тут, приглядевшись, он вдруг признал в Анатолии вчерашнего встречного, которому он объяснял дорогу до ближайшей воды. А увидев нашу недопитую поллитровку у края палатки, он вообще смягчился и, поручив подпаску согнать коров у водопоя, стал намекать, что знает сказочное место, где можно порыбачить. Анатолий навострил уши и с готовностью налил ему полстакана водки. Мужик взял стакан и попросил чего-нибудь закусить. Закусить было нечем. На земле валялась опрокинутая коровами банка с остатками двух разбившихся яиц. Тогда мужик отставил стакан, взял пустую кружку и направился в сторону коровьего стада. Через пару минут он вернулся с кружкой нацеженного молока, взял стакан и по очереди опорожнил обе тары. Крякнув и утершись рукавом, он стал рассказывать, как и чем можно наловить вагон рыбы, начав свою басню с описания размеров водящихся там экземпляров. У Анатолия горели глаза и капали слюни от откровенного вранья деревенского пастуха, но он всегда свято верил в такие рассказы и слушал затаив дыхание. Мы с Сашкой недоверчиво ловили некоторые фразы и все время чесались в разных местах своего тела. Наконец, не выдержав, Анатолий почти заорал: «Так в какую сторону нам идти, и далеко ли то заветное место от этого проклятого места?» Мужик, не моргнув глазом, ответил, что совсем рядом, километров семь – восемь, это если напрямки, но придется маленько обойти небольшую болотину и тогда будет намнооооого ближе, всего не более десяти километров. 

Видя такие пробелы мужика в арифметике и послав его на …, а точнее к его коровам, мы стали собирать разбросанные шмотки, продолжая чесаться. Наконец мне эта чесотка надоела, и я решил разобраться в чем дело. А дело было в опарыше, который снова выполз из вазелиновой баночки спящего Анатолия и заполз во все щели палатки и нашей одежды. Пришлось всем раздеваться почти догола и вытряхивать из одежды непрошеных гостей. Анатолий не унимался и стал бодро агитировать нас на новый поход за немыслимыми уловами, но мы с Сашкой членораздельно растолковали ему, что ночью сперва облегчившись, а затем заправившись только свежим углем, сможем дотянуть лишь до железнодорожной платформы. 

Все еще не теряя надежды, я направился к берегу озера, чтобы оценить возможность использования подводного снаряжения, или, в крайнем случае, спиннинга. Прошел сквозь затоптанные кусты к воде, и моему взору открылась удручающая картина. Почти на середине озера, а вернее огромной и мелкой лужи, стояло коровье стадо по голень в воде и пило воду. Некоторые коровы мочились, а особо извращенные щедро и пакостно опорожнялись от ночной жратвы прямо в воду, громко хлопая огромными кизяками по поверхности воды. Из памяти выплыл тот самый странный запах, который исходил от нашего чая. Теперь я его вспомнил. Глянув под ноги на края лужи, я увидел тучи головастиков, которые копошились в глубоких ямках, оставленных копытами коров и наполненных водой. За моей спиной послышались торопливые приближающиеся шаги. Обернувшись, я увидел Анатолия, который на ходу привязывал здоровенную блесну к концу лески своего спиннинга. Я уступил ему место и пожелал ни хвоста, ни чешуи. 

Обратно собирались молча, и только Анатолий укоризненно ворчал на нашу несознательность и нерешительность в плане отправиться за настоящей рыбой. Последней собирали палатку. Когда колья были вынуты, а растяжки отвязаны, Сашка, встав на колени, стал сворачивать наше временное жилище в тугой рулон. Когда он докрутил рулон до головной части, стало понятно, отчего в палатке всю ночь воняло коровьим дерьмом. Палатка стояла аккурат на огромной размазанной коровьей лепешке, которую мы не заметили в вечерних сумерках. Наскоро застирав днище палатки в коровьем «водохранилище» мы медленно поплелись на платформу «66 километр».

О билетах никто даже не заикнулся, и вскоре мы уже ехали обратно в Москву, сидя на лавочках полупустого утреннего вагона электрички. Народ как-то странно сторонился нашей компании и старался побыстрее пройти мимо нас. Мы немного задремали, но тут нас разбудил требовательный вопрос: «Ваши билетики?» Трое контролеров подняли нас с насиженного места и повели в голову электрички. Пройдя один вагон, контролер вдруг спросил, не обделался ли кто-нибудь из нас?  Проспав всю ночь носом в дерьме, мы уже принюхались и совершенно не замечали посторонних запахов. И тут сообразительный Сашка заискивающе запричитал, что мы, мол, попили на рыбалке воды с недоваренными головастиками, поэтому отравились и во сне по уши обделались, и именно поэтому от нас так сильно смердит, и что нас надо немножко отпустить. Контролеры переглянулись и ушли вперед, оставив нас смердеть в пустом тамбуре с черными от угля рожами.  

Через полчаса мы были уже на Киевском вокзале, а еще через сорок минут я, наконец, вернулся домой. Общение с девушками не состоялось, и я был искренне рад такой неудаче. Страшно даже представить, что было бы с ними, если бы они тоже попили нашего необыкновенного чая. 

А Сашка все же молодец, в смысле борьбы с бактериями. Меня так закупорило свежим углем, что еще чуть-чуть, - и действительно потребовался бы отбойный молоток. 

Слава Богу – обошлось.

 

Статья публиковалась в журнале "Salapin.ru Magazine" N10

Зарегистрируйтесь или войдите под своим именем, чтобы прокомментировать